Выносливый как вол и легкий словно луч света, его коронкой было догонять. Мягкое начало и бешеный спурт в конце. При таком раскладе он становился недосягаем. Он побеждал с ранней юности и хорошо знал вкус победы. Разделивший участь поколения, когда все советское уже уходило в небытие, он с честью продолжил традиции отечественного баттерфляя и по праву считается звездой российского спорта. Анатолий Поляков и его главный день в плавании. От первого лица.
Блэкаут
Фото: журнал «Плавание»
Предстартовый сбор к чемпионату мира-2001, первому после Олимпиады, провели во Владике. Аэроплан в Японию – почти впритык к началу турнира. Меня такой расклад устраивал. Музыка и чтение отвлекало от навязчивых мыслей: Майкл Джексон в плеере, и «Кысь» – роман-катастрофа Татьяны Толстой – прямо в мозг. Я все никак не мог понять, о чем эта книжка. В Фукуоке жарко. В гостинице одиночка. Туалет с биде и проход сантиметров тридцать. Над крохотной кроваткой окно и телевизор.
Два дня пролетели быстро. Эмоции зашкаливают, жажда реванша переполняет. И вот наконец предвариловка. Плыву агрессивно. Но как-то нервно. В полуфинал попадаю первым. Там тоже плыву, врубаю с самого начала, и вдруг… меня «накрывает». До черноты! До конвульсий. Ужас. Я так мечтал показать всем, что могу. И вдруг понял: я не готов!
В гостинице поел, поднялся на лифте в номер и упал. Вырубился. Ничего уже не хотел. Зато спал прекрасно. Перед выездом на старт, еще лежа в кровати, поскоблился – Ромка Слуднов, взявший здесь золото на сотне брассом, помог подбрить спину. Потом встал, схватил заранее собранную сумку – и к шаттлу, уже готовому отправиться в порт Марин Месс.
Футуристический архитектурный ансамбль на берегу моря – внутри можно смонтировать все что угодно. Сейчас там бассейн. На гигантских трибунах аншлаг. Чтобы выйти на бортик, нужно подняться по лестнице, сделанной из конструктора.
В финал я все же пролез. Седьмым. Зато сегодня, когда нас повели на старт, вел из кол-рума за собой других. Затылком чувствовал их дыхание. Диктор произнес мое имя, и я поднял для приветствия обе руки.
В этот момент откуда-то сверху сквозь «белый шум» толпы донеслись пронзительные голоса наших ребят. Сбоку японец Ямамото; лопоухий семнадцатилетний паренек Майкл Фелпс, уступивший мне год назад в Сиднее четвертое место, к нынешнему моменту рекордсмен мира; француз Франк Эспозито, показавший накануне лучшее время; второй представитель США и олимпийский чемпион на этой дистанции Том Малчоу; Денис Силантьев из Украины и другие соискатели золота на двести батом. В те годы на стартовый плот выходили скопом. Разделись практически одновременно, ждать никого не пришлось. Периферическим зрением замечаю движения соперников. Они волновались. Это нормально.
Полеты во сне и наяву
С любимым тренером, ЗТ России Ириной Вятчаниной. Фото: журнал «Плавание»
Цемзаводской. Поселок городского типа. Улица Ватутина, 9, квартира 6. Я там летаю, четыре комнаты и огромный коридор – есть где. Часто, просыпаясь, не могу понять, что со мной. Жмурюсь, пытаюсь снова взлететь. Странно, упоительная легкость, наполнявшая тело секунду назад, не возвращается. Ведь даже разбегаться было не надо. Хоп – отрываешься от пола и летишь в любом направлении!
Отсюда до Ледовитого океана рукой подать. Родители рванули на Север за надбавками. Тут целые города создавались под новые предприятия. У нас, в Цемзаводе, на левом берегу Воркуты, их, предприятий, аж два. Одно цемент гонит, другое – железобетонные конструкции. Заводы богатые, могут позволить себе шикарный соцсектор с крытым бассейном, кинотеатром и полем для мини-футбола.
Мамочка трудится на почте и читает мне по выходным книжки про доброго зайца, который с неожиданной выгодой для себя делится со всеми яблоками, ох и любил я эту книжку!
Отец – рабочий. Льет бетон. По нескольку смен кряду. Этот бетон, качество высочайшее, даже за границу продают. Куда – не знаю. Только родного батюшку я вижу лишь на праздничных демонстрациях или во время подготовки к ним, когда он берет кусок ткани и делает транспарант с трафаретным лозунгом для народного шествия. У меня три брата: Андрей, Алексей и Виктор. Я не робкого десятка. Поначалу все портили хулиганы из соседнего детсада.
Бились стенка на стенку. Но Андрей, старший брат, учит. «Что вы деретесь? Это что, ваша горка? – обводит он всех нас своим строгим взглядом. – Вы ее строили?» «Нет», – нехотя реагируем мы. «Ну так что? – смеется Андрей. – Дайте тогда и другим покататься!»
Я рос спортивным, после садика – обязательная драка. Оградка между нами преграды не делала, снежок запустишь, слово за слово, и пошло-поехало. Зимой, а зимы длинные, рыли тоннели в трехметровых сугробах, строили замки, копали пещеры. Лыжи тоже были, куда без них. Но, сломав в один год три пары, понял – не мое. Детство заканчивалось. Справедливость закладывалась с понятиями о добре и зле. Потом, уже в бассейне, а он у нас светлый, с большими окнами на улицу, вогнав в куда более жесткие рамки, спорт полностью переформатировал сознание. Одноклассник мне: «Хочешь искупаться? У меня два абонемента есть». Я думаю: а что? Хорошая идея!
КСК «Цементник» – четыре 25-метровых дорожки с трибунами по кругу. На первом занятии, где я лепетал: «Меня зовут Поляков Толя», – я нырял. Никаких спасательных жилетов. Статная и, как мне сразу показалось, очень красивая женщина Ирина Германовна Вятчанина, мой первый и главный тренер в жизни, в ответ на мое «меня зовут…» вскинула бровь и предложила прийти снова. Ее появление в бассейне всегда выдавал устойчивый шлейф духов. Курчавые волосы, голос, не терпящий возражений... Однажды мы довели ее до слез лишь тем, что плохо ее слушали. Она действительно очень расстроилась. Вытащила нас из воды и в сердцах бросила: «Настоящий спортсмен, – почти кричала она, – потому и настоящий, что сделает даже больше, чем велел ему тренер. Понятно?!»
Стать дельфином
В нашей группе много сильных ребят. Гораздо сильнее меня. Но что-то тянуло меня их догонять. В одиннадцать, когда попал к Аркадию Федоровичу Вятчанину, мужу Ирины Германовны, он работал рядом на бортике с командой мастеров, я цеплялся за лучших из них даже на разминке, и они уступали мне место. Уровень мотивации настолько поднялся, что нормальным делом было ведение спортивного дневника – у меня он пестрел фото с аккуратно вклеенными в странички цитатами Игоря Полянского, Мэтта Бионди, Арнольда Шварценеггера и других властителей моих дум.
После церемонии награждения. 20 июля 2001 года. Фукуока (Япония). Фото: журнал «Плавание»
Североархангельск, Киров, Кировочепецк – наша команда всегда возвращалась с главным кубком. Мы садились на автобусы и колесили по близлежащим регионам. Приезжали, побеждали и уезжали. Я плавал кролем все подряд. Но однажды на «Веселом дельфине» в Ижевске меня заявляют на 200 бат. И я с ходу первый. Как? Трудно сказать. До этого дельфином не плавал. Победа окрылила. Не сломили духа даже последние места в протоколах взрослого чемпионата России, куда меня включили вместе с основным составом, когда мне только исполнилось 14. Меня понесло. Через год я забираю трофей в Великобритании на Европейских олимпийских днях. Причем на 400 кроль. Плыл в кайф. Запас неисчерпаем. Победа с огромным отрывом. А после снова бат и время работали на меня. Заканчивалась эпоха Дениса Панкратова, я побеждаю среди юношей в стране и Европе, и уже в 1997-м меня берут на взрослый мир в Австралию, где в финале «Б» на двухсотке я бью его юношеский рекорд и впервые выплываю из двух минут.
От Панкратова и его баттерфляя у меня сердце замирало. Он делал фантастические выходы, и я старался делать такие же. Он поворачивал голову на вдох, и я поворачивался вслед за ним. Вместе с Ириной Германовной мы изучали его стиль и брали из него самое лучшее. Я расслаблял кисть на проносе, уменьшал колебания туловища, увеличивал коэффициент эффективности гребка, и каждый элемент отрабатывался мной досконально. В упражнениях, с тормозом, на дистанции я искал опору на воду, постоянно увеличивая длину полезного действия.
Сезон-1999 вышел провальным. Всего секунду сбросить с лучшего времени за год! На бронзу Европы, завоеванную в Стамбуле, смотрел презрительно. Представляете? Живет себе человек и с пятнадцати лет все подряд выигрывает, а тут бац – и бронза. И пусть в этот раз она на взрослом турнире, я остаюсь недоволен – до Олимпиады в Сиднее всего год, и у «стариков-разбойников» Эспозито с Силантьевым я обгонять был уже должен.
Очередной чемпионат Европы в Хельсинки за два месяца до Игр в Сиднее и победа с отрывом в две секунды оставили лишь чувство сделанной работы. Все было устремлено в скорое и, как мечталось, прекрасное будущее. Я готовился побеждать. Мыслью о своем превосходстве я накачался так, что ни о чем другом не могло быть и речи. А потом… Эра комбинезонов шагала по планете, и в Сиднее все уже плыли в штанах. Я же их не надел. Слишком уж хорошо я себя чувствовал. Уникальное состояние. У меня были и скорость, и выносливость, и то, что я не взял медали той Олимпиады, иначе как глупостью не назовешь.
Прорезиненные штаны нужно было натягивать на себя вроде женских чулок, и я боялся, что они мне что-нибудь пережмут. Впервые я увидел их именно в Хельсинки. Попробовал на сотне, и мне не понравилось. На старт в Сиднее выходил по старинке. Без шапочки и в старомодных плавках. Я понял, что совершил ошибку, когда знакомые мне ребята вдруг сразу после старта с каким-то сверхъестественным ускорением начали уходить от меня вперед. Я запаниковал. Меня психологически убил этот отрыв. И я просто не смог их потом догнать. В итоге – самое обидное 4-е место.
После такого урока я стал куда более практичным. На следующий год работал исключительно над второй половиной. Но такая работа привела к падению абсолютной скорости. В этот момент «вернулся к жизни» на сотне батом Влад Куликов, иногда своим присутствием пугал и Панкратов. Поджимал новый, но уже не молодой Игорь Марченко – в общем, сотня у меня не шла. Тут у меня и засело: начинать нужно быстро. Выносливости-то вагон!
Газ до отказа
Звучит свисток стартера, и мы занимаем места на тумбочках. Наклоняюсь и прячу уши между плеч. Вход в воду – девять ударов ногами дельфином с выходом на поверхность. Вчерашний «блэкаут» в полуфинале отрезвил, и повторять такую ошибку я не хотел. Начинаю мягко. Первые сто метров дыхание через два гребка. Руки летят свободно, без срывов. Ямамото, за которым спрятался Фелпс, закрывает видимость. Но он рядом, а это означает – стартовый отрезок, где я чувствовал особую уязвимость, прошел для меня неплохо. К сотне все комфортно. Дышу под правое плечо, это значит, я буду всех видеть и на финише.
Не увеличивая темп, разворачиваюсь, приблизившись к улетевшим американцам и несчастному французу, бросившемуся вперед, как в последний бой. На третьем полтиннике добавляю мощности, и японец начинает «подсаживаться». К ста пятидесяти выжимаю газ до отказа. Последний выход – вижу плывущего впереди Фелпса и выдавливаю из себя все, что осталось. С каждым гребком беглецы все ближе. На финише все решило касание. Я перестал дышать и воткнул руки в стенку. Когда зрение вернулось, увидел свою фамилию на третьей строчке. Мгновение от нового мирового рекорда Фелпса. Но это была и моя победа тоже. Победа над самим собой. Над собственными сомнениями. Страхом. Обстоятельствами.
Я был дико рад. Закричал. Замахал руками. Хлопнул по воде. Вот, мол, я какой. Я был счастлив!
Американские парни даже головы не повернули, когда я зашел в комнату для формирования нашей группы на пьедестал. Гимн США выслушал, будучи уверенным, что теперь-то уж у меня точно все будет хорошо. Что в будущем я обязательно проплыву и быстрее. И, кстати, я не ошибся. Но это уже совершенно иная история.
Записал: Дмитрий Волков
