Евгений Иванов: «Трудиться и побеждать»

Баба Ванга и Нострадамус

Не претендуя на всеобъемлющую истину, всю жизнь стремился искать ответы на вопросы. Жизнь настолько сложна, что поводов споткнуться куда больше, чем возможностей их избежать. Это как движение по минному полю без миноискателя. Надо понимать, что все, с чем мы соприкасаемся, – лишь переживаемое в настоящем. День за днем река времени несет нас все дальше, прошлое безвозвратно, и мы можем только догадываться, что там, за очередным поворотом. При всей вариативности будущего оно скрыто, и на самом деле может случиться что угодно. Ведь действуют же кроме нас иные силы на земле. И никто, ни баба Ванга, ни даже Нострадамус, не смог бы нам указать, где подстелена соломка, а где – колючая проволока.

Сегодня я писатель. Когда-то был спортсменом. Говорят, неплохим. Окончив карьеру пловца, переквалифицировался в ватерполисты, судил соревнования, получил профессию инженера, преподавал. После выпуска из Академии внешней торговли долго, до самого распада СССР, работал уже как экономист-международник на этой очень престижной в ту пору ниве. В моем послужном списке есть даже запись об окончании Института марксизма-ленинизма. Вплоть до недавних времен как первый заместитель генерального директора более 20 лет своей жизни посвятил спорткомплексу «Олимпийский». Никогда не любил публичность, за славой не гонялся, не мое это. Я делал дело. Сегодня смотрю на окружающий мир критично и пишу о том, что меня волнует. Сожалею лишь, что поздно взялся за это ремесло…

Электрический ток и другие игрушки

Война была в самом разгаре, и коммуналка, в которой мы обитали, днем вымирала: все – для фронта, все – для победы – отец воевал, и мама, а вместе с ней и все остальные соседи- домочадцы уходили, кто на крышу тушить зажигалки, что сбрасывали фрицы, кто на работу, оставляя меня на самого себя. Я изучал мир, и он, этот мир, был суров. То мышонок с сомнительными намерениями в колыбельку ко мне залезет, усиками пошевелит, глазками-бусинками просверлит. То и сам я решусь недалеко, здесь же рядом – надо было только дотянуться, и поэтому, когда рука моя выросла настолько, чтобы засунуть пальцы в розетку, я это сделал с огромным удовольствием. Так я познавал действительность и действие переменного тока, а действительность познавала меня.

Во время бомбежки мама заворачивала меня в одеяло, хватала и бежала в бомбоубежище, в которое превратился один из ближайших подвалов, где мы и переживали вражеский налет. Поселок наш с двумя огромными прудами, где мы, мальчишки, позже учились плавать, строился для нужд завода МЗМА еще перед войной. Первый «Москвич», слизанный с немецко-фашистского Opel Kadett, был пределом мечтаний для любого советского труженика.

После Великой Победы завод, вскоре переименованный в АЗЛК, а вместе с ним и рабочие, эвакуированные за Урал, начали возвращаться домой. Жизнь кое-как налаживалась, но тотальный дефицит не заканчивался. Ко всему прибавился еще один бич эпохи развитого сталинизма –бандитизм. 4-я улица Текстильщиков и наш двухэтажный деревяннный дом буквой Г находились рядом с центром постоянно разворачивающихся событий. Спастись от этой криминальной трясины, в которой увязали тысячи парней вокруг, могло помочь только чудо. Ситуация была настолько тревожной, что однажды, когда, как это водилось, ночью пришли забирать одного из наших (в тот раз им оказался бедолага- еврей, переписывающийся с матерью, слинявшей в Палестину), мой отец, не доверяя форменным кокардам, взявшись за топор, предупредил энкавэдэшника, пытающегося проникнуть в квартиру:

«Ну, падла, давай, только высунь голову!» Такой прием несколько смутил товарищей при исполнении. Так что они, разбудив соседей напротив, срочно попросили успокоить моего батюшку тех, кого он знал в лицо.

Игрушками моего поколения были найденные на улице или обменянные на что-нибудь трофеи: например, штык времен Первой мировой или немецкая кобура, при виде которой маму чуть удар не хватил. Позже забавой служили самокаты, мы их делали, сколачивая из досок и ставя на подшипники. Такой драндулет катил быстро и шумно, так что мужики нас ловили, лупили и, отобрав, ломали.

Росли шалопаями. Учились плохо, а о том, чтобы стать летчиком или врачом, даже не мечтали. Вот воровать – за милую душу. Припаркует кто-нибудь на улице автомобиль, так через час от него только рожки да ножки оставались, глядишь, кто бензонасос тащит, кто – аккумулятор, а кто и катит колесо. Только все это добро скоро оказывалось на помойке, улики нам были ни к чему.

Буль-буль и вобла с плаванием

Летом с раннего утра мы уже были в воде. Облюбованный нами и упомянутый выше Люблинский пруд был местом всеобщего притяжения. За год там тонула пара десятков человек, и, когда власти, обустроив берега и снабдив водоем лодочной станцией, решили что- то с этой печальной статистикой делать, мы гурьбой записались в добровольные помощники спасателей.

И вот представьте себе: кто-нибудь тонет, мы – прыг в лодку. Что дальше? Плавать ведь мы как следует не умели, гребли по-собачьи, плавучесть в воде приближалась к нулю, а тут бухарик, как правило, то были выпившие люди, исполняет знаменитое на всю округу буль-буль. Иногда с прощальным криком. Словом, так мы никого и не спасли. Хотя настрой был боевой.

В те годы мы ходили на телевизор, как на представление экзотических зверей в цирк, – к соседям смотреть. И вот однажды в 1955-м, а тогда только открылся бассейн ЦСКА, по этому малюсенькому ящичку - КВН-49 - с линзой для увеличения картинки показывают плавание. Матч СССР – Венгрия. Какая же зависть нас всех обуяла! Мы собрали манатки и в путь. На Автозаводскую. В бассейн № 1, что на базе знаменитых Тюфелевских бань еще в 1930-х воздвигли. Там работяги после смены ходили попариться да пивка попить. Вокруг пар, запах воблы и хлора. На регистратуре нам повелели подождать тренера, так я познакомился с замечательной Ниной Александровной Александровой – ближайшие пять лет жизни у меня был связаны именно с ней. Позже я не мог вспомнить, чтобы когда-либо у нас были заранее прописаны планы работы, все задания рождались совершенно спонтанно, по ходу пьесы.

Плавали мало, упражнения практически не использовали, а изготовленными из натуральной древесины досками для плавания убить было можно. Я желал объять необъятное и вдобавок записался в водное поло, но через полгода с ним пришлось закончить – не потянул две секции вместе со школой. Физически. Хоть опыт этот потом мне еще пригодится. Плавал брассом. Даже на соревнованиях выступал. Но как-то раз Нина Александровна предложила баттерфляй, я попробовал. Получилось. Причем настолько, что к 1961 году, заняв 3-е место на чемпионате СССР во Львове, был уже одним из лучших в стране.

А через год в Харькове поднялся еще выше, уступив лишь прославленному Валентину Кузьмину. «Ignoramus et ignorabimus» (с лат. «Не знаем и не узнаем») – не будь я динамовцем и не поступи по протекции заведующего кафедрой физического воспитания, великого Леонида Мешкова (первый официальный рекордсмен мира в СССР. –Ред.) в МГУ, не заболей я, и очень при этом обидно, уже после успешного для меня олимпийского отбора в Токио, воспалением легких, не случись в конце концов всего того, что случилось, все сложилось бы иначе. Но тогда эта история была бы не про меня. А так – армия не трогала, зарплату я получал как молодой боец сначала в пожарной охране, затем в школе КГБ. Окончив МИИТ по специальности «гражданское строительство», был замечен руководством и приглашен объяснять уже новым студентам значение такой адской дисциплины, как сопротивление материалов. Поменяв спортивное общество «Динамо» на «Локомотив» в 1964-м, в 1968 и 1972 годах становился чемпионом мира по плаванию среди железнодорожников, после чего еще пять долгих и прекрасных лет оставался действующим ватерполистом, играя за очень сильную команду «Буревестник» Московской области. Как любитель выходил и на футбольное поле, играл и был дружен со многими великими футболистами, среди которых имя Эдуарда Стрельцова стоит особняком, для меня он был просто Эдик.

Плутовство, независимость и Чехов

Страна, интересы которой я когда-то защищал, сначала как спортсмен, а затем как один из руководителей крупнейшей советской монополии, канула в Лету, Были преданы анафеме не только деловые принципы, но и сами устои человеческих отношений. Главенствующими понятиями стали плутовство, непрофессионализм и, конечно, деньги.

Вот говорят: много друзей не бывает. Вранье. Бывает. Сегодня я живу за городом, обожаю встречать близких мне людей на даче. Моя квартира на улице Серафимовича в знаменитом Доме на набережной когда-то также всегда была полна единомышленников. Если бы не они, а еще моя семья – супруга, дочь и внучка, смог бы я чувствовать себя счастливым? Вряд ли. Отношения с людьми – это тоже работа, я вкладываю в нее и время, и душу. Ведь именно это и наполняет жизнь смыслом. Служение не себе – другим. Я видел, как в моей новой стране кандидаты наук становились олигархами, но лично для меня грязь большой политики и больших денег несомненна. Высочайшей же ценностью собственных завоеваний считаю независимость и способность говорить правду в глаза.

…Заниматься нелюбимым делом тошно. Мне повезло прожить так, что где бы я ни работал и какие бы задачи ни решал, я делал это с полной самоотдачей, не уступая даже самым тяжелым обстоятельствам. Меня этому научил спорт. А еще литература. В моем рабочем кабинете в Апрелевке, куда я переехал из города, все полки заставлены книгами. Там, среди них, мои любимые, в первую очередь Чехов, Паустовский, Астафьев, Бунин, Достоевский – перечислять можно до бесконечности. Именно они научили меня тому, что и сегодня заставляет трудиться, несмотря на мою, казалось бы, полную самодостаточность, – я пишу. Если вкратце, о том, как жить, трудиться и побеждать.

Подготовил к публикации: Дмитрий ВОЛКОВ