О квартире родителей на Таганке
— Она мне снится часто! 12 метров. Я, брат, мама, папа, бабушка. В этих 12-ти метрах умудрились еще поставить пианино. Бабушка на кухне раскладушку ставила, я — на диване, мама с папой закрывались в таком отрезке, где умещалась швейная машинка, кроватка и шкафчик. Посередине — стол, дверь. Купили еще кресло-кровать — если ее открываешь, то уже пройти невозможно.
О будущем маленькой Лизы
— Своих детей мы воспитываем так, что не наказываем, а стараемся объяснять. Для того, чтобы что-то ребенку дать, надо понять, чего он хочет вообще. И лет пять только присматриваешься к нему. Я приглядываюсь уже 4,5 года к Лизе, а все говорят: «Какая девочка артистичная!»
Но я-то знаю, что ей надо. Ты (мысленно обращается к Лизе — прим. ред.) или какая-то Брижит Бардо французского кино, или математик, потому что она очень любит математику, такая организованная. Ну или что-то творческое.
О замке в деревне Грязь
— Этот дом настолько хорош и функционален. Для Лизы, для Гарика, для Кристины, для Клавы — это я комнаты считаю. Для меня, для мужа — потому что я в разных спальнях сплю всю жизнь. Гостевая. И все. Внизу еще маленькая сцена-студия — восемь комнат. Но когда он (Максим Галкин — прим. ред.) стал делать этот Диснейленд — гаргульи у входа... Я даже их боялась. Конечно, у нас абсолютно расходятся вкусы, но мне все равно безумно нравится, что он делает.
О старении с Максимом Галкиным
— Я просто сейчас живу такой жизнью, которую я вообще не знала. Я не знала, что такое быть замужем. Один вроде как был директором, ему выгодно... Другой... Как-то все это... Ну Филя только. Филя это Филя. Так надо было. (Улыбается.) Сейчас я даже не знаю, как это определить. Потому что у меня маленькие дети. И муж — не пьет, не курит, верный, талантливый, с юмором, красивый, домовитый — все есть. Думаешь: «Потрясающе. Ну как же так повезло наконец». Помню, спросила его: «Я могу спокойно стареть с тобой?» Вы бы видели эти глаза серьезные: «Конечно, не бойся ничего».
О детских комплексах
— С детства я была настолько закомплексована и застенчива — такой настоящий типичный интроверт — что мне общение давалось с большим трудом. То, что у меня было прозвище «Дикарка», я уже давно говорила. Некогда мне было, честно говоря, общаться, потому что я все время занималась: то музыкой, то еще чем-то — меня все время заставляли учиться. Один месяц в году разрешали отдыхать, и поэтому я не знала, как это делать. Для того, чтобы преодолеть себя, я шла в компанию ребят и внушала себе: «Ты главная, ты крутая!» <...>. Видимо, с детства у меня накопилось, что я должна быть хозяйкой положения.
О традиции разрешать весну
— Когда на грузовичке открытом какой-то скарб отвозили на дачу, которую мы снимали, — шкафчик, диванчик, стульчик, сундучок — в грузовике сверху сидела я. И когда мы выезжали за город и желтые одуванчики были везде — это было для меня чувством: «Вот она, свобода! Мне месяц не дадут заниматься музыкой». Это было такое счастье. Вот с желтыми цветами связана весна. Отдых, радость. Единственное, что меня смущает, — 50 с лишним лет, сколько праздную, — что я весну «разрешаю». С годами я поняла, что это очень нетактично. Думаю, со следующего года надо все же изменить традицию: весну приглашаем!
О смерти Высоцкого
— Мистическая история. Именно в ту ночь, когда он умер, мы загуляли. И не до 11, как сейчас, а до 3, а то и до 4 . И вдруг меня как с цепи сорвало: «Я хочу позвонить Володе, я должна позвонить Володе». Все говорят: «Что ты, до утра не можешь потерпеть?» «Нет, я должна сейчас позвонить, дайте мне его телефон!» И никто не дает. <...> Утром мне сказали, что именно в это время человек умер. Мы были эмоционально людьми одного ракурса, ощущали друг друга.
О музыкальном успехе и уходе со сцены
— Я видела успех только одной звезды у нас — это успех Муслима Магомаева. Батюшки! Я думала, что такой уровень невозможен, и должна сказать, что я достигла этого уровня. Потому что многие звезды современные не знают, что такое настоящий успех. Ну, может Киркоров только. Вот этой планки успеха Муслима Магомаева я достигла, мне больше ничего не надо. Он мне когда-то сказал что, в 60 лет нужно уходить. Я пообещала — и ушла. Но я ни о чем не жалею, конечно.
