«Загугли звезду»: Александр Добровинский – о разводе Орбакайте и Байсарова, скандале с Киркоровым, деле Ефремова и роли в сериале «Исправление и наказание»

14 марта на канале ТНТ вышел сериал «Исправление и наказание». В центре повествования – злоключения семьи олигархов, которые после гибели главы семейства пытаются получить доступ к его заграничному счету. За консультацией они обращаются к известному адвокату, роль которого исполнил Александр Добровинский.

В сущности, он сыграл самого себя. На счету адвоката Александра Добровинского – самые громкие дела. Он защищал интересы Филиппа Киркорова, Дмитрия Рогозина, Юлии Барановской и многих других известных людей. Впрочем, Добровинский не всегда вставал на сторону богатых и знаменитых.

В деле актера Михаила Ефремова, ставшего участником смертельного ДТП, он встал на защиту семьи погибшего Сергея Захарова. По словам Добровинского, он хотел доказать, что от наказания не спасут даже статус и зрительская любовь.

В проекте «Загугли звезду» Александр Добровинский рассказал о перипетиях дела Михаила Ефремова, спасении Филиппа Киркорова и знакомстве с Марлен Дитрих. И конечно, поделился множеством интересных, а то и курьезных историй.

- Александр Андреевич, давайте начнем с самых ярких эпизодов вашего детства…

- Я думаю, что мы не закончим этот рассказ за неделю, а то и за две, потому что счастливое детство всегда описываешь с большим удовольствием. А оно было действительно счастливым.

По советским меркам я родился в довольно обеспеченной семье в то время, когда еще существовали коммунальные квартиры. У нас же была шикарная квартира в доме № 6 на Тверской улице, которая тогда называлась улицей Горького, и была еще одна квартира в переулках Арбата, в Большом Афанасьевском переулке. Кстати, как это ни смешно звучит, я живу в этом доме до сих пор. А раньше там жили мои бабушки и дедушки.

Я родом из семьи, которая насквозь была пропитана всякими медиками и профессорами. В общем, культ медицины стоял на первом месте, поэтому было решено, что сначала ребенка отдадут в математическую школу, где он должен набраться уму-разуму. А потом, к пятому-шестому классу его переведут в биологическую школу. Ну, собственно, почему туда?

На тот период времени, а это конец 60-х годов, все, что связано с биологией: биохимика, биофизика, генетика и так далее, культивировалось в СССР. И все уделяли этим сферам особое внимание. Но естественно, если я планировал идти в медицину, то конечно, должен был окончить биологическую школу, научиться препарировать, работать с РНК-ДНК, заниматься биохимией, которая тогда была на взлете, по крайней мере, в умах людей.

Надо сказать, что я очень прилежный мальчик и, в общем, похоже, что хорошо воспитанный. По крайней мере, меня воспитывали как маленького мужчину. Гости и родственники с умилением смотрели на меня, потому что я как две капли воды был похож на своего отца, которого, к сожалению, я никогда не видел, потому что он скончался, когда мама была беременна мною. Ну, вот все говорят, что унаследовал его гены. И характер, и оптимизм, и, в общем, свое лицо, и даже залысина, а вернее, лысина у меня такая же, как у него.

Портрет отца висит у меня в кабинете, и я с ним часто разговариваю. Он, как бы, живет в моей памяти, хотя, в общем, я его никогда не видел. Не пришлось, к сожалению.

Так вот после математической меня отдали в биологическую школу, где мы учились до девятого класса. А до десятого класса мне было абсолютно нечего делать по математике, потому что в классе пятом, а то и в третьем я уже научился извлекать интеграл, который проходили в девятом. Это были совершенно прелестные времена математики, алгебры, геометрии. Вообще, учительница меня любила, я мог не ходить на уроки. Что же касается биологии, физики, химии, трех главных предметов, на которых нужно было обратить внимание, то я их совершенно ненавидел.

Помню, что была такая здоровая толстая книжка, которая называлась «Биология Вилли», этакая  биологическая энциклопедия. И вот в эту книгу капали мои слезы, отчего склеивались страницы, а ненависть к этим трем предметам, конечно, превышала все. Ну разве может еврейский мальчик ослушаться кого-то в семье? Конечно, нет! И я готовился к тому, что поступлю или на биофак, где экзамены были в июле месяце, или в медицинский, где они проходили в августе. Это довольно существенный момент в моей биографии, о котором стоит упомянуть.

- Но тем не менее, вы в итоге поступили на экономический факультет ВГИКа…

- Да. И вот, окончив школу, в самом начале июля в 1972 году я еду сдавать документы в Московский государственный университет на биофак и по дороге встречаю своего товарища, живущего в соседнем доме. К сожалению, его уже несколько лет нет с нами, поэтому я могу сказать, о ком идет речь. Это был племянник Ролана Быкова, Гриша Пажи, мой  замечательный друг, потрясающий парень, с которым мы выросли.

Мы росли в соседних домах (он жил на Горького, 4), гоняли в футбол в те часы, когда меня выпускали побегать с детьми. Так вот, помню, Гришка спрашивает меня: «Куда ты едешь?» Я говорю: «В МГУ сдавать документы». И тут Гриша говорит: «Послушай, глянь, какая погода классная, давай так сделаем. Я еду сейчас в район ВДНХ, сдавать документы во ВГИК. Сначала мы сдадим мои документы, а потом поедем и сдадим твои. Все равно делать нечего».

Нам тогда было по 16 лет. Ну естественно, я согласился. Слушайте, ну одному ехать скучно, и поэтому мы поехали во Всероссийский  государственный институт кинематографии. Когда я спросил: «Что такое ВГИК?» Что ты там будешь делать, собираешься стать артистом?», он ответил: «Нет, нет, артистом я не буду, я подаю документы на экономический факультет» Я тогда и понятия не имел, что это такое.

Ну и с большим удовольствием спустился вниз в метро, которое теперь называется «Охотный ряд», а тогда это была «Площадь Свердлова», и с одной или двумя пересадками, сейчас не помню, мы и доехали до института кинематографии ВГИК. И вот когда мы туда зашли, а Гриша сдавал экзамен по колоссальному блату, все-таки племянник знаменитого Ролана Быкова. Я даже не знаю, знает ли нынешнее поколение, кто это такой? Это совершенно великий актер и наш величайший режиссер. Наш лицедей, естественно, в хорошем смысле слова, настоящий король эпизода, как я считаю.

Так как Гриша сдавал по большому блату, он сказал: «Подожди, сейчас все будет в порядке». И значит, он куда-то позвонил, что-то сказал, а мы уже стоим в кулуарах института, я вижу этих замечательных девушек-абитуриентов, которые сдают экзамены на актерский факультет.

Но главное – прямо мимо меня проходят символы советского кино, и их можно подойти и потрогать. Вот, например, прошел Сергей Бондарчук со своей женой Ириной Скобцевой. Ну я не знаю с чем это можно сравнить сегодня, не знаю. По объему восхищения, которое вызывала тогда Скобцева, ее, например, можно сравнить с Натали Вуд.

Прошли Тамара Макарова с Сергеем Герасимом, наш великий оператор Борис Волчек, отец, наверное, одного из лучших театральных режиссеров нашей страны Галины Волчек, Борис Бабочкин, тот, который играл Чапаева и так далее. В том году оканчивала институт и Наталья Белохвостикова.

И понимаете, я вот стою и их всех вижу, у меня отпала нижняя челюсть, а вот верхняя поднялась. А девушки какие красивые, боже мой, сойти с ума. И пока я восхищался ими, выходит какая-то дама преклонного возраста. Тогда она мне показалась старушкой, хотя ей было 27-30 лет.

Помню, еще стояла безумная жара. Так вот, потом я познакомился с этой блондинкой с большим декольте. Да, там было что вспомнить…Тогда она сказала: «Гриша, привет, ой, какой симпатичный мальчик», имея в виду меня. В юности я действительно был симпатичный, скажу вам честно. У меня были длинные волосы, я был очень прилично одет, родственники из Парижа постоянно присылали мне разные стильные вещи. Такой модный парень.

А она меж тем продолжала расспрашивать Гришу: «Как папа? Как дедушка?» И это все неслучайно. Гриша - сын и внук очень серьезных московских спекулянтов, из высшей касты. Так вот, она берет у Гриши папку документов, а потом тянется и забирает мои. Говорит: «Ну все, стойте я все сама сделаю. Скоро приду».

В итоге она забрала документы, а я под впечатлением увиденного и от дамы вообще не мог вымолвить ни слова. Она ушла и вернулась, наверное, через полчаса. Мы там сидели, гуляли и обратили внимание на надписи: «Просмотровый кинозал» или «Лекторий истории зарубежного кино». В это время там кто-то пробежал и говорит: «Идемте, будут показывать, кажется, «Эммануэль» - в этом маленьком кинозале.

Слушайте, мы только слышали об этом фильме…Но в общем, стоим, ждем полчаса. У меня забрали все документы, а через полчаса вышла эта дама и дала нам два талончика. На моем талончике была написана моя фамилия и расписание экзаменов. Я посмотрел, что я должен сдать, увидел, что сочинение, географию, математику и историю. В общем, все то, что я всегда знал в идеале.

Я пришел домой, и дедушка-патриарх спросил меня, сдал ли я документы. А у нас в семье был культ, совершенно абсолютный культ правды. Потому что, обманывать никогда нельзя. Как мне объяснили еще в детстве, чтобы лгать, надо держать в голове всю эту информацию, а это немыслимо. Поэтому  говорить правду намного легче. Другое дело – как ты хочешь ее преподнести…

И даже в Интернете гуляет мой любимый анекдот про адвоката, который говорит правду, рассказывая о фактах своим языком. Советую посмотреть, хороший анекдот. Так вот, когда дедушка спросил про документы, я сказал: «Да конечно, я сдал». Я действительно же сдал документы.

- А потом, наверное, обман раскрылся?

- Рассказываю дальше. «Ну и хорошо», - говорит дед. «Когда у тебя экзамен?» Я отвечаю: «Вот такого, такого числа». «Да, ну здорово, молодец, хорошо, удачи тебе». И я сдаю все четыре экзамена на пятерки. Кстати, Гриша провалил один экзамен по непонятным для меня причинам и пошел на заочный. Вечернего тогда не было, только заочный, не помню точно, но не на дневной. А меня взяли на дневной, это было очень смешно. Гриша с его блатом провалился, а меня взяли. Ну, взяли и взяли.

Я приехал, увидел, что зачислен на экономический факультет, получил бумагу у ректора по фамилию Ждан. Абсолютно легендарная личность. Это была такая небольшая справка, датированная концом июля, где было написано, что принять такого-то такого-то на экономический факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Буквально четыре строчки.

Я сложил эту бумажку, и в дальнейшем на основании этой бумаги должен был получить студенческий, зачетку, как все положено, и приехал домой. Естественно, меня все спрашивают, поступил ли я? Я отвечаю, что да. А дедушка говорит: «Это большой праздник. Мой внук поступил и стал студентом. Я буду сейчас всем звонить. Мы сделаем огромную вечеринку».

А у нас была большая дача в Малаховке, куда созвали всех родственников с Одессы, с Харькова приехали, киевляне, ленинградцы - в общем, съехались родственники со всего Советского Союза. Настолько все любили моего папу и дедушку. Помню, пришел человек, которого я обожал всю жизнь. Это ближайший друг папы, который в дальнейшем меня усыновил. Кстати, герой войны скончался на 102 году жизни, к сожалению, ушел из жизни в прошлом году.

Когда-то на фронте они пообещали друг другу, что оставшийся в живых будет помогать семье товарища. Ну такая совершенно потрясающая история. Вот он и усыновил меня после смерти папы. И с тех пор я стал Александром Андреевичем в его честь, потому что вообще папу звали Абрам, поэтому мое настоящее имя – Александр Абрамович. Вот такой совершенно замечательный  человек.

В общем, Андрей Богданович Айвазянц, потерявший ногу при взятии Берлина, заменил мне отца. И вот я всю жизнь буду его вспоминать уже как человека, который сделал для меня все возможное. Ну, собственно, как и все мои родственники.

Естественно, он тоже пришел. В общем, народу собралось видимо-невидимо. Была заполнена вся дача, все сидели и пили в память о моем отце и за будущее. И тут дедушка говорит мне: «Ну, Сашенька, покажи мне студенческий билет». Вот тут и наступил коллапс, потому что пришел час правды, и надо было что-то показывать. А студенческого билета, как я сказал, у меня не было, только справка. И я подумал, что если немного помашу той справкой, то итак все сойдет. Ну не тут-то было. Дедушка вынул справочку у меня из рук, и этот огромный стол со всеми родственниками и друзьями начал смотреть на деда.

И вот эти четыре строчки, про которые я вам рассказывал, дедушка читал минут 40. Потом снял очки, посмотрел на бабушку, с которой они прожили почти 70 лет, и сказал: «Вероника, наверное, мы с тобой сделали в жизни что-то не то, раз мой внук будет артистом!» И весь стол сразу загалдел, все заговорили, потому что в семье считалось, что самое большое падение человека, самое страшное, что может произойти в его биографии -  это, если он станет спортсменом. Хуже этого быть не может, ничего вообще, это деградация человека.

А нормальный человек должен обладать самой замечательной профессией в мире – быть врачом-гинекологом. На втором месте по уровню деградации среди моих родственников стоял актер и связанное с ним актерское мастерство и шоу-бизнес. Ведь кривляние -  это катастрофа.

Ну разве можно сравнить человека со сцены или с экрана, который кривляется на потеху другим (Это я вам цитирую то, что, говорилось в моей семье) с человеком, который дарит людям жизнь. А мой дедушка был профессором гинекологии. И вот представляете, что я сотворил…

Я, конечно, начал оправдываться: «Дедушка, посмотри, речь же идет об экономическом факультете и так далее». На что дедушка ответил: «Сашенька, я же читаю, что здесь написано - «Всесоюзный государственные институт кинематографии». Ты артистом будешь, Саша?» Бабушка заплакала, мама подошла ко мне и сказала: «Что я скажу твоему отцу, когда увижу его на небесах?» Конечно, я не должен был этого говорить, но все же сказал: «Ты скажешь ему, что его сын будет директором фильма!» Тут зарыдали уже все. И мама произнесла сакраментальную фразу человечества в отдельно взятой семье Добровинских. Она сказала: «Наконец, в семье появился отщепенец!» Это я.

- Но ведь вы не доучились во ВГИКЕ… Почему так произошло?

- Во ВГИКЕ не было военной кафедры, поэтому после института я должен был благополучно пойти в армию. Но армия и я – это понятия несовместимые. Конечно, я с большим пиететом отношусь к военным, они замечательные люди, любящие свое дело. Человек должен заниматься тем, что ему нравится. А меня же лихорадит от ружья, от автомата, от вида крови от всего этого. Бывает, не мое. Кроме того, знаете, я еще не могу ни на кого работать. Я тот человек, который сам по себе. Поэтому, если мне кто-то отдает приказ, то я вхожу в ступор, вот приказы - это просто не для меня.

Однажды весенним вечером возвращаюсь домой, открываю почтовый ящик (а тогда были такие длинные серые почтовые ящики в подъездах) и оттуда выпадает два письма. Одно легкое, в голубом конверте, пахнущее Шанель №5, которое мама специально душила своему сыну, чтобы было приятно.

А второе - такое грязное, неприятно пахнущее, из военкомата. В мамином письме было приглашение на постоянное место жительства во Францию, а в послании военкомата - повестка с призывом.

А поскольку я всегда был законопослушным человеком, я пришел в военкомат, а там сидит какой-то дядька, по-моему, то ли майор или подполковник, я не помню точно, и обращается ко мне: «Андреевич!» Я тут же отвечаю: «Я!»«Вам повезло!», - продолжает он.

«В каком смысле?» - недоумеваю я. А он отвечает: «Вас приписали к Тихоокеанскому морскому флоту», на что я тут же отреагировал словами: «Вы знаете, какое дело, мне он не пойдет».

«То есть, как это не пойдет?», - удивляется военный. А я говорю: «Вот простите, но не получится, потому что у моей мамы всегда была теория, что служить должны только те люди, которые умеют плавать. Кстати, меня совсем недавно научили плавать дети, а раньше я этого делать не умел.

Просто в детстве мама увидела человека, который утонул на ее глазах. Поэтому у нее даже появился заскок: «Саша не должен был уметь плавать!» И в таком случае ты не заходишь глубоко. Я заходил в воду по вот это место, приседал три раза, и это называлось: «Саша поплавал и принял морские ванны». В общем, плавать я не умею».

И знаете, как отреагировал этот дядька? Он мне сказал: «Это фигня, с эсминца сбросят, поплывешь как миленький!» А я себе представил, как я, очкарик, в маминых французских тряпках или в морской робе иду по некой палубе какого-то эсминца, (я, кстати, до сих пор не знаю, что это такое), а в это время подходят другие матросы и благополучно сбрасывают меня в одежде в Тихий океан, очень холодный.

Около пяти секунд я учусь плавать у этого эсминца, потому что больше я не проплыву. Я сказал: «Хорошо», а он ответил: «Все, значит осенний призыв, будь здоров, расти большой!» Я ушел, после чего достал второй мамин конверт и благополучно пошел собирать документы на отъезд из Советского Союза во Францию.

Во ВГИКе я был отличником. Мне все там нравилось, меня снимали в фильмах. В общем, была такая хорошая учеба. А я являлся то ли старостой, то ли комсоргом, в общем, каким-то выборным деятелем. И вот когда я пришел и сказал, что уезжаю во Францию к маме, не прошу политического убежища, не уезжаю по так называемой еврейской визе, которая предоставлялась, когда терялось гражданство, то почему-то во ВГИКе, на четвертом курсе перед дипломом, это восприняли как какой-то кошмар, будто я предаю советскую Родину.

В общем, я благополучно собрал документы, и мне сказали, что я не сдам госэкзамены, потому что ВГИКУ надо было доказать, что там негоже уезжать куда-то. Ну, я списался с мамой, а она написала: «Диплом ВГИКа не котируется во Франции, так что не особо не переживай. В итоге мне влепили двойку, хотя я сдал экзамены на пятерки. Всего я сдавал три экзамена, два из которых – на пятерку. А вот на экзамене по политэкономии Валентина Ивановна с интересной фамилией Шабат, возглавлявшая какую- то партийную ячейку, влепила мне двойку, все ахнули, кроме меня. Я довольно спокойно к этому отнесся, и 12 июня 1976 года (всю жизнь буду помнить эту дату), я сел в самолет и прилетел  в Париж.

Забегая вперед, скажу вам интересную вещь, что, когда в 1992 году я вернулся в Россию и по старой памяти пришел во ВГИК посмотреть, что там происходит (А ВГИК, конечно, был другой, потому что прошло много лет), заглянул в отдел кадров и говорю: «Вот вы знаете, а я здесь учился». Меня вспомнили довольно быстро, что согласитесь само по себе приятно, и сказали удивительную вещь: «А почему вы диплом не забираете?» Я, конечно, удивился: «Простите, что? У меня ж не сдан гос». А они говорят: «Упразднили этот самый экзамен по политэкономии и поэтому у вас сданы все госы, вы отличник. Вот вам диплом и вот вам значок об окончании ВГИКа».

И вот так спустя 16 или 18 лет, я уже не помню точно, я неожиданно стал дипломированным специалистом. Но так как экономического факультета ВГИКа уже не было, то теперь я продюсер кино и телевидения. И у меня, помимо всех остальных, есть и такой диплом. Вот такая история. Вот вы задали вопросы про начало биографии и теперь получите на него ответ.

 - Не можем обойти стороной запрос «Родители»…

-Как я уже сказал, Абрам Александр Добровинский - мой папа. Но я бы упомянул человека, который меня усыновил и которого я всю жизнь обожал, и, в общем, могу себе тоже поставить заслугу, что он прожил 102 года, наверное, все-таки потому что я находился рядом с ним. Безусловно, человек, который встречал меня в родильном доме и которого, конечно, я называю вторым отцом, - это Андрей Богданович Айвазьянц. А мама - Люси Рувимовна Добровинская. Вот я вам все сказал.

-  Ваш дед Рубен Кусиков - младший брат поэта-имажиниста Александра Кусикова.   

- Есть такая информация, и она частично верна. Это псевдоним, но действительно мой дед Рувим - его брат.    

Александр Кусиков стал поэтом в начале 1920-х годов. Вообще, я же коллекционер, собираю экспонаты, и наверное, скорее, понимаю атмосферу тех лет. И в те годы вот такой глоток свободы в послереволюционную атмосферу превалировал над всем. И, конечно, поэт в России больше, чем поэт, но в то время, это, скорее, воспринималось, как разгул стихии. Ну и конечно, если посмотреть на художников того периода времени, типа Родченко и Степановой, на наш знаменитый авангард, там же целая плеяда гениальных людей, корни которых идут еще с 1910-х годов Серебряного века.

Да и в поэзии существует группа гениальных поэтов, включая, того же Маяковского, которого я считаю номером один. Да и в общем-то, и дядя не отставал. По тем или иным причинам его мало знают, потому что в 1924 году он уже эмигрировал к своим родителям, к моим прабабушке и прадедушке. Поэтому его стихи немножко остаются в забвении, хотя в то время его песнями восхищались многие певцы. Он написал несколько шлягеров, включая знаменитые «Бубенцы»: «Слышу звон бубенцов издалека. Это тройки знакомый разбег». «Обидно досадно», - это тоже его вещь и много других талантливых произведений.

Это те серьезные романсы и песни, которые звучали в те годы. Так вот, поскольку дядя уехал, его как-то немножко здесь подзабыли. Но потом, спустя годы всех вдруг заинтересовал дядин архив. И еще в 1960- х годах в Париже началось паломничество наших искусствоведов, желающих посмотреть на знаменитые письма имажинистов: Есенина, Мариенгофа, Шершеневича, на коллекцию Якулова и так далее.

- Почему не окончили юридическое обучение в Америке в университете Пейса?  

- Когда я жил в Соединенных штатах, то пришел к одному очень понятному для себя выводу. Если ты хочешь быть адвокатом, а я уже решил, что непременно им стану, то надо получать образование именно в той стране, где ты будешь жить. В противном случае от того, что ты, например, окончил юридический факультет испанского университета, ты становишься совершенно бесполезным в Англии или во Франции, потому что там другие законы и порядки.

Да, когда я начал учиться в Америке, я понял, что могу быть юристом, потому что у меня есть голова на плечах. И действительно, я работал юристом довольно успешно. Но получать американское образование до конца, чтобы сдать экзамены и работать там адвокатом, немножко бессмысленно, потому что я никогда не хотел жить в Америке. Я прожил там четыре года и понял, что это совершенно не мое, да, хотя в то время мне нравился Нью-Йорк. И я потом много раз возвращался туда. Говорят, что он очень испортился, но в то время, когда я там жил и в 80-е годы, это был такой симпатичный город, куда я с удовольствием ездил, там был такой драйв.

Ну а я приехал во Францию, где и пошел учиться. Я хотел получить бизнес-образование и выбрал одну из самых привилегированных школ в Европе - INSEAD. Я получил там степень MBA мастер бизнес администрирования.

Я окончил эту школу в  1984 году, но до сих пор дружу с теми, с кем учился. Кстати, там традиционно устраивается весенний бал выпускников всех годов. Ну в сегодняшней ситуации я думаю, что мне будет немножко сложно поехать на бал, но у меня очень хорошие воспоминания об учебе в INSEAD. Учеба шла на английском языке, немножко по- французски, немножко по-немецки, было очень здорово.

Мне очень нравилось там учиться, и дружба с однокурсниками продолжается до сих пор. Значит, я окончил INSEAD, а ВГИК – это мой уже второй диплом. После этого я работал юристом во Франции, потом в Швейцарии, в такой очень знаменитый компании, которую возглавлял один из богатейших на тот период времени, людей Европы.

И когда открылась дверь-перестройка, я начал ездить от этой компании сюда, подписывал здесь договора. Первый раз после долгого отсутствия я приехал в Россию в 1988 году.

Конечно, это была не та страна, которую я помнил в 70-х еще студентом. В конце 80-х все было по-другому. Но мне показалось, что в России очень интересно, я всегда любил, обожал русскую культуру.  Я знаю несколько языков очень прилично, поверьте мне, но я всегда считал, что русский язык - это самый красивый язык.

Тогда здесь чувствовался запах свободы. Мне все было интересно. Все было в новинку, все было впереди. Отсюда уезжали какие-то люди, которые говорили, что все пропало, а я же, наоборот, в 1992 году сложил вещи и переехал сюда.

Диплом ВГИКА у меня уже был, а вот диплома юридического факультета – нет. К тому времени открылась замечательная академия - академия имени Маймонида. Я окончил ее, получил диплом юриста, но на этом тоже не успокоился. Потому что через несколько лет меня заинтересовала одна штука. Сначала я начал писать научную книгу, а потом это переросло в диссертацию. И в итоге я стал кандидатом юридических наук. Ну вот, собственно про все мои дипломы.

- Давайте поговорим о Париже, где вы прошли путь от официанта до владельца русского ресторана. Как это у вас получилось?

- Обстоятельства складывались в жизни разные, но, когда я приехал, нужно было где-то работать. Да, и я трудился официантом, к тому же всегда прилично разбирался в антиквариате. Поэтому мне помогали еще мои знания, потому что каждую субботу я ездил на блошиный рынок и всегда находил там что-то такое, что можно было почистить или найти какие-то причины, по которым эту штуку надо купить. И, в общем, благополучно занимался тем, что когда-то называлось спекуляцией.

Но это всегда мне помогало, потому что знаете, в Советском Союзе говорили – «Знания- сила!». Это правда, кстати, знание - это действительно  сила. Прекрасно жил, у меня была креативная, очень красивая квартирка в одном из лучших домов, районов во Франции. В общем, в Париже у меня все складывалось хорошо.

Потом я уехал в Штаты, потому что мне захотелось их посмотреть.  Вернулся, уже работал юристом. Когда я трудился юристом, ко мне обратилась пара моих знакомых, один - француз, а второй - русского происхождения, сын эмигрантов первой волны белой гвардии. Они оба владели большим красивым гастрономом в шикарном районе, в 16-ом районе Парижа, который назывался «Регаль». Наверное, это было лучшее гастрономическое заведение для русских во Франции на тот период времени. В общем, они расходились и не могли разделить этот гастроном. И чтобы эти господа не нервничали, я решил у них его купить. Я продолжал работать юристом, но все равно приобрел этот магазин-гастроном.

Почему у меня вообще возникла такая мысль? Потому что соседнее помещение, которое там располагалось, было очень большим, и на самом деле там была сделана кухня. И в этой кухне готовилась кулинария для магазина.  Два этих помещения соединялись длинным коридорам, который я освободил от ненужной рухляди, и сделал там кухню.

А вот в том большом помещении, в котором до этого находилась кухня, создал шикарный ресторан и оформил его мебелью 20-х-30-х годов. И кстати, самое большое удовольствие я получал, когда туда заходили старички - и французы, и русские, которые смотрели и говорили: «О как мне приятно сюда зайти. Вот здесь вот я сидел в 1928 году». И знаете, мне это очень нравилось, потому что я только закончил отделку этого ресторана и мне было приятно услышать, что здесь кто-то сидел в 1928 году.

Я хороший маркетолог. Точно угадал, как надо оформлять и делать так, чтобы людям нравилось и совершенно неожиданно сделал такой новый концепт. Потому что все, что там реализовывалось - от семги до пирожков, от борщей до гречневой каши, все, что продавалось в гастрономе, (там был большой гастроном деликатесов) - огурцы, икра селедки, все-все виды водки – все это продавалось в ресторане только в три или четыре раза дороже. Ну понятно, да, что гастроном и ресторан – это сообщающиеся сосуды. Просто надо было зайти в гастроном, взять там селедку, положить красиво и отнести ее в ресторан. Очень хороший бизнес.

И вдруг совершенно неожиданно эта концепция оказалась очень прибыльной, потому что не надо было ничего покупать, уже имелось все необходимое. А нужно было только поставить старые столы из старых шикарных французских кафе, которые я купил на блошином рынке. Они ведь были не очень-то кому-то нужны, кроме меня. В общем, я создал в своем ресторане атмосферу тепла и уюта.

И вот один раз туда забрела женщина. Я был на работе, мне позвонили и сказали срочно, вот срочно сейчас надо приехать в ресторан, потому что это может быть единственный раз в жизни. Что такое?

Я схватил машину, приехал туда с работы  и увидел, что меня ждет Брижит Бардо. Так мне предоставился шанс познакомиться с этой дивой. Я до сих пор помню, как она сказала: «Мне очень все нравится. Я вообще люблю русских. У меня муж был русского происхождения Роже Вадим и много любовников, например, Серж Генбсур, Саша Дистель и так далее». Действительно, много было.  И она никогда этого не скрывала.

Мы подружились, и Брижит сказала: «Я вас прошу, я живу рядом и мечтаю, чтобы у меня был свой ресторанчик, куда я могу ходить. Умоляю, только когда я буду приходить одна или с кем-то, не вызывайте журналистов, которых я ненавижу, меня от них трясет». И надо сказать, что через несколько лет после того, как Бриджит начала ко мне ходить в этот самый ресторан, она там и сыграла свою последнюю свадьбу.

Если кому интересно, есть даже фотографии этой церемонии в ресторане «Регаль». Кстати, «Регаль» по- французски означает «объедение». Мне очень приятно, что последняя свадьба такой дивы, безусловно, одного из главных персонажей кинематографа второй половины 20 века, проходила у нас.

С разрешения актрисы я сделал бронзовую табличку и прикрепил на угол ее любимого столика. Там написано «Столик Брижит Бардо». И вдруг молва разнесла по Парижу, что есть такой замечательный ресторан, где абсолютно русская атмосфера. И действительно, время от времени в углу сидел наш великий шахматист Борис Спасский, который играл в шахматы сам с собой. Приходили Ростропович с Галиной Вишневской, время от времени выходили два гитариста. Все считали, что это поющие цыгане - Леня Гольденберг и Белла Рабинович. Они окончили консерваторию, но оказались в эмиграции в Париже. Мы прекрасно себя чувствовали, кто-то бренчал на гитаре, а французы млели от этого совершенно.

Всем официантам было рекомендовано говорить по-русски, поэтому они общались с французами  стилизованным русским языком, чтобы французы понимали, что с ними говорят и о чем говорят. И вот именно тогда я понял, что притягивает клиентов и толпу, - конечно, шоу-бизнес. Потому что когда появилась одна табличка, то за ней появилась и вторая. Это была Лайза Миннелли, потом появился Азнавур, знаменитая французская актриса Маша Мериль, Робер Оссейн, если вы знаете, кто это такой. А на самом деле надо знать, потому что он тоже нашего происхождения, Роберт Гусейнов…

Но это тот человек со шрамом, возлюбленный Анжелики из одноименного фильма. Помните такую французскую мелодраму? Конечно, да, это Роберт Гусейнов, тот, который был женат на Марине Влади.

В общем, эти уголки на столиках множились, и людям было потрясающе интересно позвонить в этот ресторан и сказать: «Закажите мне, пожалуйста, столик, где сидела Лайза Миннелли, мне она нравится!» И это было здорово, кроме того, что официанты выносили замороженные графинчики водки. Дым стоял коромыслом.

В конце 80-х я уже перебрался в Женеву, хотя ресторан благополучно работал. А в 1992 году я его продал и переехал в Россию. «Регаль» потом перепродали и, по-моему, сейчас там итальянский ресторан.

Мои друзья пережили там много приключений: встречали Новый год, дни рождения, проводили свадьбы. Это было одно из таких знаковых мест в Париже, а получить такие места, это, поверьте, мне, совсем не просто, а нас до сих пор вспоминают. Нас неоднократно приглашали на французское телевидение, мы попадали в гиды иностранных ресторанов в Париже. Мы были такие институции, если хотите, 80-х годов прошлого века в столице Франции.

- Расскажите о парижском знакомстве с Марлен Дитрих. Как развивались ваши отношения?  

- Она была замужем за человеком русского происхождения, кстати, всего один раз за свою 90-летнюю жизнь, при всей ее феноменальной любви к любви, вот можно так сказать. Хотя предложение ей делали несметное количество раз. И, наверное, Марлен Дитрих для меня – это персонаж 20 века, безусловно, женщина, которая обогнала свое время, и я думаю, что до сегодняшнего дня мы еще не осознаем, насколько важно то, что произошло в 20 веке, и виновата в этом - в хорошем или в плохом смысле, неважно, Марлен Дитрих.

Это совершенно феноменальный персонаж, чье влияние на мир, на мой взгляд, требует изучения. Отчасти и благодаря ей мир изменился.

С Марлен Дитрих я познакомился в 1976 году. И это знакомство оказало влияние на всю мою жизнь. Впервые мы встретились в  парижском кафе на авеню Монтень. Она жила напротив, я - за углом. И это знакомство произошло очень, очень смешно, и я с огромным удовольствием вспоминаю все те часы, которые я с ней провел, и то, что она мне рассказывала.

В это время я сидел и курил крепкие французские сигареты, которые называли «Житан». Знаете, вот французское кафе – это отдельно взятый социальный институт, потому что там делались  революции. В кафе женятся, знакомятся, расстаются. Там кипит жизнь! Потому что ты приходишь в кафе на углу, поскольку парижские кафе в основном располагаются на углах улиц, и ты всех знаешь, тебя знают.    Ты можешь подойти к стойке и быстро выпить чашку кофе или присесть, и если ты взял хотя бы бутылочку водички или ту же чашечку кофе, то тебя уже не выгонят. И мне очень нравился этот французский обычай.

И я приходил туда утром, набирал с собой разного чтива: книги, брал с собой бумагу, чтобы писать письма, тогда же не было электронной почты. Сидел, читал, пил свой кофе, занимался разными делами. Кстати, надо отдать должное моей иммигрантской смекалке, я придумал, как экономить в летнюю пору и даже запустил такую моду.

Значит, есть чашка эспрессо, это самый дешевый напиток во Франции, а есть кафе фраппе. Это летом, если ты хочешь, то охлажденные стоят там в четыре раза дороже. Тот же кофе, только с  холодной водой. А так как денег было мало, а стояло лето, то я заказывал чашку эспрессо и стакан со льдом. И благополучно переливал в стакан со льдом чашку эспрессо и у меня становился такой, знаете, кафе фраппе или холодный кофе, с которым я сидел часами. Лед таял, а кофе все равно оставался. А потом я заметил, что студенты Франции начали брать с меня пример. Я сам лично придумал такой способ, очень этим горжусь, но, к сожалению, не запатентовал. Да, я не думаю, что этот патент бы сработал, но вот такое изобретение за мной осталось.

Я сидел в этом кафе на авене Монтень, передо мной лежал журнал с портретом Жана Габена, который скончался за несколько дней до этого. Это было еженедельное французское издание «Примач». Не знаю, что с ним стало сейчас, я думаю, что оно есть, правда, не знаю, оказывает ли оно сейчас такое же влияние на читателей. А тогда это был знаковый журнал.

В кафе можно было курить, а рядом со мной сидела дама. Я даже не обратил внимание, кто это, поскольку она сидела вполоборота. И вдруг она не оборачиваясь, сказала мне по-французски, конечно: «Простите, месье, вы не могли бы курить в мою сторону?» Я подумал, что ослышался и уточнил: «Простите, в вашу сторону?» А она ответила: «Да в мою сторону, если вам не трудно»

В это время ко мне подошел официант, а я ходил в кафе каждый день, потому что жил за углом и естественно, с ним познакомился. Он наклонился к моему уху и сказал: «Курите, пожалуйста, это мадам Дитрих». Я совершенно обомлел, потому что, ну я же вгиковец и, естественно, слышал о звезде номер один мирового кино.

Ну, честно вам скажу, что я взял четыре сигареты сразу. Поэтому Марлен Дитрих просто утонула в облаке дыма, которое я на нее выпустил. Она повернулась ко мне с улыбкой, увидела на столике журнал с портретом Габена и сказала: «Спасибо, это очень мило. Она была такая непринужденная, ничего не стеснялась и искренне мне призналась: «А я его очень любила».

А потом перевела взгляд на книги, которые лежали на моем столе в то время. Знаете, эмигрантская литература, которая была не недоступна в Советском Союзе, тот же Набоков, например. Увидев кириллицу, Марлен Дитрих спросила: «Ты русский?» Я говорю: «Ну, я из России, из Советского Союза». А она отвечает: «У меня там масса друзей, мои гастроли в России проходили с безумным успехом. В общем, у меня были там любовники».

Я аж поперхнулся и говорю: «Кто?» А она продолжает свое признание и дальше : «Могу тебе сказать, это все знают, Гриша Александров, знаешь такого?» А я с пяти лет дружу, дружил с Гришей Александровым, внуком Григория Васильевича Александрова, нашего знаменитого режиссера, мужем Любови Петровны Орловой, режиссером «Веселых ребят», «Цирка», «Весны» «Волги-Волги» и так далее. Я, конечно, знаю, бывал у них в доме.

В общем, она говорит, что на самом деле обязана ему очень многим. Ну, и я начал что-то рассказывать. Потом она спросила: « Ты учился в институте кино? Я тебе расскажу намного больше, чем любой институт». Ну вот, так мы и познакомились и очень долго общались.

Марлен Дитрих подарила мне фотографию с очень трогательной надписью. И когда она уезжала на съемки, то сказала удивительную вещь. Знаете, в подобных случаях все говорят какие-то банальности, а Марлен Дитрих меня поцеловала и шепнула мне на ухо: «Веди себя неприлично!» И я, честно говоря, слушаю ее заведомо до сегодняшнего дня. С тех пор прошло много лет. Но фотография у меня, конечно, сохранилась. Все могло произойти в жизни. На эту фотографию я никогда и никуда не дену, она навсегда со мной.

 - А правда ли, что в США вы работали таксистом?

- Да, правда, и очень горжусь этим. Понимаете, тогда в Америке считалось, что если ты не можешь ничего сделать, то иди в водители такси.

Я таксовал по субботам и воскресеньям, потому что мне надо было зарабатывать на жизнь каким-то образом, оплачивать учебу и все остальное. Кстати, наш бывший президент Дмитрий Медведев трудился дворником. И я считаю, что это правильно. Ты должен все испытать для того, чтобы понять жизнь. И знаете, я вам скажу такую вещь: если ты не знаешь, каково это зарабатывать трудный хлеб, то ты многого не поймешь. И да, это здорово, что я был таксистом, горжусь и откровенно говорю об этом.

Знаете, когда приехал в Россию и рассказывал о своем опыте, снобы говорили мне: «Как ты можешь? Не говори никому об этом» А почему я должен скрывать этот факт своей биографии? Да, я работал таксистом, ну и хорошо, и что в этом плохого?  Это совершенно нормально.

 - Расскажите, пожалуйста, как у вас появилось адвокатское бюро…

- Вы знаете, мне всегда нравилось заниматься тем, чем не занимаются другие. Я всю жизнь коллекционировал то, чего не коллекционирует никто. Мне всегда было интересно начинать, понимаете? Когда я обосновался в России, я снял квартиру нашего выдающегося хоккеиста Вячеслава Фетисова на Чешском бульваре. Сделал там ремонт, (там даже была секретарша), привез свой Мерседес из Франции, растаможил его тут и ездил на нем. Хорошая машина была, красивая.

И все было хорошо, только не появлялось ни одного клиента. И тогда я начал усиленно соображать, а что же мне делать. Мало кто знает, что профессия адвоката в Советском Союзе имела свои специализации. Адвокаты, зарабатывающие больше всего денег, зарабатывали их благодаря такой штуке, как микс: когда клиент платил официально в кассу и неофициально давал хорошему адвокату какие-то деньги. Вот угадайте, какие адвокаты в Советском Союзе зарабатывали больше всего?  Сдаетесь? Занимающиеся дорожно-транспортными происшествиями.

Потому что, машины были только у состоятельных людей – тех, кто так или иначе что-то зарабатывал на «черном рынке или официально зарабатывающих режиссеров, скульпторов и прочих обеспеченных людей. Если они попадали в аварии, они могли заплатить, чтобы их не преследовали по уголовным статьям.

А меньше всего получали люди, которые занимались разводами и разделами имущества. И вот когда прошло несколько лет, и я увидел, что все в России идет своим, нормальным путем, что появляется люди, которые зарабатывают много и становится серьезными предпринимателями, я подумал, что рано или поздно настанет момент, когда в случае развода их имущество будет каким-то образом делиться.

И я даже не говорю о самом главном, что есть у нас у всех,  - о детях, которые должны остаться с мамой или с папой. И родитель, который с ними не живет, каким-то образом должен иметь право их видеть. И когда я начал разговаривать на эту тему, то все вокруг крутили пальцем у виска: «Ты просто ненормальный, сумасшедший. Гораздо лучше заниматься уголовным правом. А что касается разводов, то в этом бизнесе просто никого нет. Что ты будешь делить - чешскую люстру за 160 рублей, как это было в Советском Союзе? Не теряй времени».

А у меня эта идея уже прочно засела в голове. Таким же образом я собрал самую большую коллекцию советского фарфора в мире, как я называю «русский фарфор советского периода», когда им никто не интересовался. Все считали, что это мещанство, и это все умерло. А самая дорогая статуэтка в этой коллекции стоила буквально несколько долларов. В общем, я собрал великую коллекцию, но были и другие.  Я получил высший орден Италии «Стелла президента республики» за открытие в культуре и культурологии 20 века.

Но вернемся к адвокатуре. Я решил, что мне нравится заступаться за женщин, потому что их больше обижают в этих процессах. Меня это заинтересовало, все смеялись и не было ни одного серьезного адвокатского образования, которое занималось бы вот этим разделом гражданского и семейного права.

Сегодня же, когда вы открываете Интернет, то на вас сыпется нескончаемый поток предложений: разводы, дети, алименты. А тогда и много лет еще после я был один. Поскольку никто не хотел заниматься бракоразводными делами, то мы, «Адвокатское бюро Александр Добровинский и партнеры», сделали себе на этом поприще, чего уж таить греха, имя. Теперь мы номер один в этой сфере.

И, наверное, уже лет 20 уже на этом рынке, нас все знают, несмотря на то, что мы занимаемся массой других вещей и уголовным правом, мы занимаемся и арбитражем, и авторским правом. И еще Бог   знает, чем -  у нас работает много народа. Однако несмотря на все это, на нас наклеили такую этикетку «семейное право развода и так далее».

Конечно мы очень известные, мы нарасхват, не потому, что я такой гениальный. Ну, безусловно, я гениальный, шучу, конечно. Просто я всегда знал для себя точное определения ума. Ум - это способность человека к анализу. Я проанализировал ситуацию и пришел к тому, к чему я пришел. И вот сейчас мы здесь, вот в этом бюро и сегодня, когда возникла трудная ситуация, и закрывается коллегии по всей стране, мы живем себе спокойно и все у нас вроде неплохо, даже хорошо.

 - Какие крупные дела в своей адвокатской биографии вы могли бы особо выделить?

- Вы знаете, было много крупных дел: процессы Кристины Орбакайте, сенатора Слуцкера и его супруги, которые делили детей. Это было знаковое дело, о котором все писали. Это, конечно, мой любимый и совершенно замечательный клиент и друг Филипп Киркоров, ДТП с участием Михаила    Ефремова.

Еще было дело руководителя «Роскосмоса» Дмитрия Рогозина, которого просто не за что оскорбляли какие-то газетенки. Мы все выиграли.

Сейчас это дело Полуэктовой. Я создал движение «Стоп Абьюз»и советую посмотреть эти программы на YouTube канале «СтопАбьюз с Александром Добровинским». Это дело, которое мы почти довели уже до финала, суд практически закрыл его, отослав на доследование. И оно закроется еще через несколько недель.

Это история швейцарского посла, который хотел соблазнить нашу переводчицу, а она отказала ему.   Всем советую зайти на мою страничку и все это посмотреть. Также это масса, череда громких дел, о которых СМИ не хочет говорить, потому что в них не задействованы публичные люди.

Или целая плеяда судов в разных странах мира, потому что мы вели и ведем суды в разных государствах. И, безусловно, будем вести, потому что у нас есть наши коллеги, которые этим занимаются.

Это какие-то новые веяния, которые я вижу, потому что я хочу, чтобы мы еще специализировались и в спорте, где, как мне кажется, большое будущее для адвокатов, и во всем, что связано с искусством. Так что знаковых дел было хоть отбавляй, конечно.

Но самое любимое дело – это всегда последнее, которому отдаешь всю душу, потому что нельзя жить только воспоминаниями. А вот когда к тебе приходит человек, протягивает руку и говорит: «Помогите», то ты за него в ответе. Он доверяет тебе свою жизнь. Можно пойти на все, в рамках закона, в кавычках «можно умереть», потому что этот человек доверил именно тебе свою судьбу, и кто-бы из коллег не говорил, что это преувеличение - нет, пусть для них это будет преувеличение, а для меня это моя жизнь.

И я должен сделать все для того, чтобы помочь человеку или не браться, потому что только за разговор денег брать нельзя. Если ты ему не помог, а просто провел время в судах или в переговорах, то не стоит и начинать все это. А я же берусь за процесс только тогда, когда вижу успех. И вот если  я окончательно взялся за дело, то тогда финал будет хороший, и мы победим.

 - Когда зашел спор о воспитании сына Кристины Орбакайте Дени Байсарова, вы заняли сторону ее бывшего мужа Руслана Байсарова. Не боялись, что Алла Пугачева, желая защитить дочь, будет оказывать на вас давление?     

- Давление? Безусловно. Потому что Алла Борисовна – это, в общем, один из центральных персонажей в нашей стране. Поэтому, конечно, давили, от ее имени звонили разные люди. Но если ты чего-то боишься или тебя что-то тебя останавливает в профессии, из нее надо уйти и заняться чем-то другим. Иди в инженеры или в водопроводчики, делай что-то другое.

Но совершенно неожиданно, после того, как все закончилось в пользу, конечно, моего клиента (И он был прав на самом деле), уже несколько лет спустя, когда Филипп Киркоров попал в беду, он пришел за советом к Алле Борисовне Пугачевой. И сказал: «Что мне делать? Вот у меня такая жуткая ситуация».

И Алла Борисовна, а я всегда буду говорить о ней с теплотой, несмотря ни на что, несмотря на наши жуткие отношения в тот момент, потому что, вполне естественно, что она встала на защиту своей дочери, увидела мою работу. Алла Пугачева не дала Филиппу своих адвокатов, не посоветовала ему идти куда-то, а просто сказала: «Ты знаешь, что у меня выиграл Добровинский, иди к нему и только». Алла Борисовна, всегда буду благодарен за это.

 -  Были ли у вас сомнения в том, чтобы взяться за дело Филиппа Киркорова, когда его обвинили в избиении Марины Яблоковой?

- Да, но эти сомнения закончились в один день. Это самый короткий процесс, который у меня был, наверное. Расскажу в двух словах, в чем заключалось дело. Насколько я помню, Филипп репетировал,  выступление на «Золотом граммофоне» на сцене Кремлевского дворца. И у них произошла перепалка с помощником режиссера Мариной Яблоковой, которая сидела в оркестровой яме. И она его как-то обозвала, он ответил. И началась перепалка!

Дальше я стал спрашивать Филиппа, который приехал ко мне на первую встречу в субботу, в кафе «Пушкин»: «Что произошло?» А он ведь еще вообще легко ранимый, очаровательный, очень импульсивный человек. В общем, Филипп мне ответил: «Я не помню, мне что-то  ударило в голову». А я говорю: «Послушайте, по телевизору показывают, даже мультик сделали, как вы ее хватаете за волосы, тащите по стене, девушку бьют ногами» Он же продолжает: «Не помню».

И как приходится с этим бороться? И как взяться за это? Дело уже в суде. Тогда у меня мелькнула идея. Я спросил: «Филипп, а у вас есть въезд в на территорию Кремля?» Он говорит: «Конечно, есть, я там пою». И мы приехали на территорию Кремля, зашли в Кремлевский дворец.

А все, что там находится, не только охраняется, но и просматривается, записывается. Но и тут я нашел выход и человека. Знаете, там стоят тетушки-билетерши, я подхожу к ним и говорю: «Девочки», хотя младшей из них - 85, ну, неважно: «Девочки, а где у вас тут главный из товарищей из ФСБ?» Они посмеялись и говорят: «Лешка что ли?» Я киваю: «Вот, Лешка, конечно».

И мы поднялись к Лешке, я говорю: «Алексей, записи есть?» Он отвечает : «Есть». И я увидел запись, на которой не было ничего подобного, что придумали СМИ. Там было понятно, почему придумали эту историю и почему Филиппа хотели спихнуть с пьедестала.

Это как бы отдельная тема, потому что шоу- бизнес - это такой клубок скорпионов, они там хорошо едят друг друга. И тоже понятно, почему и так далее.

И я увидел, что произошло на самом деле, что не было вот этого всего, это все были придумки. И я говорю Филиппу: «Филипп, вот эта запись полностью вас оправдывает. Сейчас мы ее покажем, где хотите, - на телевидении, где угодно и все». И он говорит: «Я, Александр Андреевич, не могу. Мне стыдно.» Я спрашиваю: «Почему вы стесняетесь?» А он отвечает: «А я ее оскорбил».

Яблокова тоже сказала ему в ответ какую-то гадость. Филипп ей ответил, там его ударило в голову, но, естественно, что он даже не дотронулся до нее. При этом Филипп продолжал говорить: «Я не могу, мне стыдно. Вот делайте, что хотите. Вот запись. Это Алексей ее дает, но я не могу. А вы гений» Я говорю: «Ну хорошо, мне трудно с вами спорить. Ну, давайте считать, что так». «Ну, вот сделайте так, чтобы все разрешилось», - попросил меня Филипп.

Получается, что ты имеешь видео полного оправдания своего доверителя, своего клиента и не можешь выставить его в качестве доказательства. Вот как с этим жить? Суббота, бессонная ночь, и в воскресенье мне приходит в голову еще одна идея. Я звоню начальству НТВ, потому что это была прямо их стихия и говорю, что у меня на руках запись всего того, что произошло в этот день на сцене Кремлевского дворца на самом деле. Эту запись я никому и никогда не дам, не выпущу из рук. Но я могу ее показать на экране «главным сплетникам Москвы». Сплетникам, в хорошем смысле этого слова, людям, которые расскажут все, как было.

В общем, я задействовал пару-тройку ведущих журналистов, тогда еще был жив и здоров обожаемый мной Иосиф Давыдович Кобзон, по-моему, пришли Лев Лещенко, Владимир Винокур, была приглашена Ксения Собчак. Всего же набралось человек 40. Я показал им эту запись. Но моим условием для собравшихся было ничего не снимать, не проносить в зал телефоны и фотоаппараты.

Итак, я сказал: «Вот вы сейчас выйдете, а там стоит толпа народу. Вы, пожалуйста, объясните им то, что только что увидели. Разве вы видели, как Киркоров ее бьет? Вот это все, что мне нужно». Это было воскресенье.  Знаете, 40 человек же не будет врать? Да, эта новость мгновенно разлетелась по всей стране, дошла до адвоката той стороны, который позвонил мне в понедельник и говорит:  «Покажите мне записи».

Я сказал, что не сделаю этого. Но если сейчас мы с вами не договоримся о том, что мы заканчиваем это дело, то тогда я покажу эту запись на суде. В понедельник они обсуждали все это с Яблоковой, а уже во вторник мы подписали мировое соглашение, что стороны не имеют друг к другу претензий. В среду это было утверждено судом, и эта история  закончилась. Это было дело номер один. Потому что начать в субботу и закончить в среду дело, где твой главный аргумент не мог быть продемонстрирован нигде, ну, это дорогого стоит.

 - Почему вы взялись за дело Михаила Ефремова?  

- Вы знаете, какое дело, я решил для себя, что хватит всяким известным, богатым людям со «связями», неприкасаемым выходить сухими из воды. Мне показалось, и я считаю, что правильно показалось, что в таких делах, наконец, необходимо поставить точку. Мы все равны перед законом, все. И когда на программе у Андрея Малахова на канале «Россия» родственники погибшего сделали мне предложение представлять их интересы в суде, я, конечно, согласился при одном условии, что это все будет бескорыстно. Я считаю и всегда буду считать, что это был единственный правильный ход в том варианте, я все сделал правильно.

- Изменилось ли у вас отношение к Михаилу Ефремову спустя время? 

- Нет, он очень хороший актер. Я совершенно боготворил его отца как актера, как режиссера. Я считаю, что это один из талантливейших людей нашей эпохи, моей, по крайней мере. Великий человек!

Мы никогда не были знакомы с Михаилом Ефремовым, поэтому у меня не было никакого предвзятого отношения к нему. У меня появилась некая брезгливость к персонажу, который сначала сказал и покаялся, что он виноват, а потом переформатировался и забрал все свои слова обратно, чтобы вылезти сухим из воды. И вместо того, чтобы сделать, как положено, послушавшись очень никчемного совета вашего адвоката, вы, Михаил сделали то, что сделали. А так - нет. Никакого отношения, ни хорошего, ни плохого. Просто замечательный актер, чье кино я смотрел с большим удовольствием.

 - Звучало мнение, что заседания суда порой напоминали   спектакль – по своей драматургии, накалу эмоций, обилию зрителей… Вы с ним согласны?

- Ни в коей мере. Это был очень серьезный суд. Никого спектакля там не разыгрывалось, другое дело, что там были выкрутасы со стороны Михаила Ефремова и его адвоката. Вспомнить хотя бы мнимый удар или инсульт, придуманный Ефремовым и его защитой, которого на самом деле не было. Вспомните только фразы, которые кидались в воздух и оскорбляли ни в чем не повинных несчастных родственников погибшего человека. Просто за что, понимаете? За что они должны были слышать гадости в свой адрес?

Или псевдоуход на несколько дней адвоката Ефремова. Для того, чтобы они вернулись, им надо было потянуть время. Знаете, он сначала ушел, но я сразу сказал правду, что защита вернется через несколько дней. Это уловка, которую мы все давно знаем. Как говорится, в той школе, где защита Ефремова училась, я преподавал. А его последнее слово на суде просто чудовищно.

Понимаете, Михаил Ефремов - очень хороший  актер. Но трагедия заключалась в том, что у него был плохой режиссер, который все делал ужасно. Его нельзя было допускать к процессу, я же вел свою линию, точно зная, куда иду.

Вместо того, чтобы принять то, что произошло и получить очень маленький срок, прощение толпы, что, да, совершено нечто ужасное, но человек раскаялся… Вместо этого Михаил начал нести абсолютную дурь. Значит, у Михаила Ефремова был серьезный кровоподтек на левой стороне шеи от ремня безопасности. А Ефремов объяснял, что вот он сидит на правом сидении и так запутывается в этот ремне, что он ложится на левую сторону шеи.

Слушайте, ну это же какой-то бред. Объяснил? Объяснил! Так вот, мы принесли на заседание ремень безопасности и предложили Михаилу Олеговичу продемонстрировать, как он запутывается. Он о чем-то пошептался со своим адвокатом и сказал: «Мне за съемочный день платят очень большие деньги. Я тут ничего бесплатно показывать не буду». А поскольку вопрос не был снят, то он и сказал это суду. Нормальный человек не может так ответить, потому что у судьи заходили желваки на лице от этого, понимаете?

Или когда я достаю бумагу, которая была подписана Ефремовым десять дней спустя аварии… Это исследование психиатров и психологов. Они задавали ему вопросы, был ли он вменяем в момент трагедии и так далее. И в этом исследовании со слов Ефремова записано, что Михаил Олегович находился за рулем, что он был пьяный, сколько он выпил. Стоит его подпись. Это было в самом начале следствия, когда он еще не отрицал, что вел машину в тот роковой вечер.

Я достаю эту бумагу и говорю: «Михаил Олегович, как вы объясните, что вот вы уже не пьяный десять дней спустя после аварии подписали такую бумагу? Прокомментируйте, пожалуйста, почему вы не отрицаете, что тогда были за рулем, а спустя два месяца после случившегося берете свои слова обратно?»

Вопрос не снят судом, а это значит, что суд задал этот вопрос. Ефремов говорит: «Я вам не комментатор, ничего комментировать не буду». И это ответ суду? Человек, загнанный в тупик, он просто с каждым моим движением, словом, все больше погружался в себя...

Ну и апофеоз всего происходящего - это приглашение на суд трех лжесвидетелей. Они совершенно не ожидали того, что у нас есть записи людей, которые подбегали к машине. Ну а под конец, не знаю, говорить ли, что это театр или нет, но для меня это был самый серьезный момент на процессе.

На одной из записей фигурировал человек в белых брюках, который первым подбежал к автомобилю. И я был приглашен на один из федеральных каналов и попросил поставить эту запись и сказать, что я ищу этого человека, который подходит к автомобилю первым, и хочу его допросить в качестве свидетеля. Эту запись показали по всей России, и этот человек мне позвонил. А потом мне позвонила девушка, которая работала официанткой в кафе прямо напротив и которая, когда произошла эта ужасная трагедия, вышла с телефоном и сняла все на камеру.

Она запечатлела, как этот молодой человек в белых брюках помогает Ефремову выйти из машины с водительского места. Эта свидетельница показала то, что мы можем увидеть только на больших размерах. Я взял эту пленку и сказал ей: «Вы знаете, хейтеров и других людей, которые уважают Ефремова и будут что-то говорить, очень много. И если вы будете свидетелем, на вас нападут. Поэтому я сейчас выпускаю эту пленку в эфир. И вы прочитаете, какие гадости будут писать, какие вопросы будут по этому поводу задавать, будьте готовы ко всему»

Я так и сделал. Двое суток в Интернете продолжалось обсуждение этой пленки. Когда я вызвал эту женщину в качестве свидетеля, в последний день судебного процесса, до прений конечно, она была готова абсолютно ко всему. Вот вообще изучила все вопросы, которые были, и знала, как на них отвечать. Это был лучший свидетель в моей жизни. И эта девушка сказала, что да, на пленке - вот этот молодой человек в белых брюках подбегает и помогает Ефремову выйти из машины. Вот он выходит и так далее.

Так это был удар, от которого было нельзя оправиться. А вторым свидетелем являлся врач, который подбежал и оказал помощь Ефремову. Понимаете, сначала прокуроры и суд увидели запись, где первый человек подбегает к автомобилю и помогает Михаилу Ефремову выйти. Он, конечно, все подтвердил: «Да это я, да это я первый подошел, да, я помог Михаилу Олеговичу выйти из машины, он сидел за рулем». И все было закончено. А вот приговор был суровый, потому что с правосудием нельзя играть ни в мнимые болезни, ни в игрушки с уходом и выходом, ни с лжесвидетелями, потому что правосудие есть правосудие и к нему надо относиться с большим уважением.

 - Как вы отнеслись к тому, что из-за дела Ефремова лишились адвокатского статуса?

- Да, слушайте, уже прошло два года, и сейчас все вернется на круги своя. Но это мне никак не мешало на самом деле. Произошла совершенная вещь, люди, вернее, человек, которого мы все знаем,  практически публично сказал: «Ты стал адвокатом номер один в стране, я этого допустить не могу. Потому что адвокат номер один в стране - это я. И ты за это поплатишься»

Ну так как это человек всесильный, то он и смог все организовать. Только он не учел одного, что нельзя отнять мозги, харизму, ум, знания, систему анализа и так далее. Кроме того, я же занимаюсь практически на 90% гражданскими делами. Имею право ходить на все суды, как я хочу, что собственно я и делаю. Ну а саму корочку, думаю, что верну в скором времени. Так что проблемы, на которую рассчитывал этот человек, не получилось. Ну не вышло, господин хороший.

 - Недавно вы снялись в комедийном сериале «Исправление и наказание» на канале ТНТ…

- Не в первый раз, конечно. Я снимался у Станислава Говорухина, это была очень большая и красивая роль адвоката в его таком хорошем добротном фильме, который назывался «Викэнд». Это ремейк французского триллера «Путь на эшафот». Я снимался у Саши Стриженова в комедии «Дедушка моей мечты», в роли риэлтора. Я снимался у Довженко в его совершенно замечательной новелле «Короткие волны», где появился в образе бухгалтера.

И тут опять я сыграл, естественно, адвоката в совершенно прекрасном сериале «Исправление и наказание». У меня там дивная эпизодическая роль, эпизод мне очень понравилось. Мне весьма   импонирует актерский состав. В общем, все было здорово. Я провел чудное время и думаю, что мои родственники с неба смотрели и радовались, что действительно, несмотря на то, что я не стал гинекологом, я стал хорошим адвокатом и неплохим актером.

 - Многих в Сети интересует, зачем вы с женой составили брачный договор?

- Смотрите, брачный договор на то и договор, чтобы, если что-то происходит, люди не ругались. А если они случайно разведутся после того, как жизнь их развела, остались хорошие отношения… Пошли в ресторан, выпили по бокалу шампанского. Я считаю, что мужчина слаб. Это мое личное мнение. Не будем, не будем объяснять почему, но я считаю, что мужчина слаб и может влюбиться. Знаете, седина в бороду, бес в ребро. Может такое быть, и вот в этот момент, чтобы не было ничего такого, и должен сработать этот документ. Поэтому раз и навсегда я когда-то подписал брачный контракт: 70 процентов уходит моей супруге, если мы расстаемся, а 30% - мне. Я считаю, что это нормально.

Вообще надо бы, конечно, было бы все оставить, но 30% - это, я считаю, не так много: мои костюмы, коллекции, несколько часов, а все остальное, если что-то случится, я заработаю. Советую всем брачный контракт. Это путь к хорошему расставанию, но не дай бог, чтобы когда-то это произошло. Подпишите брачный контракт, положить его на полку и забудьте, что он есть. Живите счастливо и вспоминайте совет Александра Андреевича Добровинского, а он вам плохого не пожелает.

- Также в Интернете интересуются вашим ростом…  

- 170 сантиметров.

 - Какими проектами порадуете нас сейчас?

- Смотрите, значит, в ближайшее время у меня выйдет еще один проект «Стоп Абьюз». Я буду разговаривать на эту тему. У меня выходит пятый том «Внуковского архива» - это архив Любови Орловой и Григория Александрова. Четыре тома уже произвели совершеннейший фурор, потому что все знали о том, что этот архив есть, но никто не подозревал, что его можно систематизировать. Это 12000 фотографий, которые никто никогда не видел, и другие уникальные материалы. Наша группа – четыре искусствоведа и я - работаем над этим архивом. Всего планируется 12 томов, и моя задача – добиться того, чтобы они все вышли.

Я считаю, что должен это сделать, раз этот архив попал ко мне в руки. Конечно, я не продаю эти книги, а дарю их: институтам, университетам, киноведам, всем, всем. Я не имею права торговать историей. Это должно принадлежать всему нашему народу.

Также я готовлю седьмую книгу своих рассказов. Они очень такие симпатичные, поднимают настроение, всегда держатся в топе. Также недавно вышел сборник моих рассказов «Вы, мы, они», тоже рекомендую.

Кроме того, я планирую продолжение моего учебника, если можно так назвать, который называется «Переговоры как искусство». Эта книга, в которой собраны случаи из практики и советы, которые я даю, как вести переговоры, как к ним готовиться и так далее, стала абсолютным бестселлером.

Также я готовлю еще одну книгу «Йога для мозгов», у меня есть такая передача на «Серебряном дожде». Сейчас «Серебряный дождь» взял паузу, но я так думаю, что мы скоро продолжим. У меня масса работы. Кроме того, скоро начинается гольф-сезон.

В общем, несмотря на все трудности, которые есть в нашей стране, жизнь продолжается. Ну, слушайте, я нужен людям, и это большое, большое счастье, потому что, когда ты не нужен, ты умираешь. А я настолько живой, насколько меня хотят видеть, и насколько я полезен людям вокруг. И это то, что навсегда делает меня а молодым. Я чувствую, что мне 27 лет, и как-то зациклился на этом возрасте. Вот так я себя и ощущаю.

Смотрите также:

Еще больше интересных роликов на нашем YouTube-канале!