Утро не задалось с самого начала. Сопровождающий мужчина, то есть Алекс, приблизился ко мне неожиданно и пристально смотрел в глаза - преданно и влюбленно. И вся эта картина напомнила мне вдруг пафосный голливудский фильм, где главные герои обнимаются на обломках только что почти погибшей цивилизации, и он, нежно глядя ей в глаза, говорит: я давно хотел тебе сказать… И она вся такая в идеально белом платье, как из рекламы отбеливателя тети Аси, и непременно с безупречной прической, несмотря на то, что еще пару секунд назад она спасала мир и занималась тяжелым физическим трудом, вытягивая назначенного ей сценаристами героя из какой-нибудь пропасти... Я рассмеялась искренне и немного невежливо по отношению к своему ухажеру. Но он, похоже, уже начинал привыкать к моим более чем странным перепадам настроения. И тоже улыбнулся.
ФОТО: Flickr / Tuncay https://www.flickr.com/photos/tuncaycoskun/
Видимо решив, что сейчас сама подходящая минута, притянул меня к себе и попытался поцеловать. Но в самый ответственный момент телефон снова жалобно запищал, теперь уже телефонным звонком. Алекс скользнул губами по волосам, сделав вид, что так и было задумано. А я радостно схватилась за телефон, как за счастливое спасение от неловкой ситуации.
- Наташенька! – послышалось характерное интеллигентное произношение Валичкиной. – Наташенька, пожалуйста, Ольга, моя дочь, пропала. Я не могу ее найти. Помогите мне, приезжайте, если можете.
И трубка с плачущим женским голосом затихла.
- Едем! – схватила я куртку и бросилась к машине. Следом торопился водитель.
Искать пропажу нам не пришлось. Не успели мы отъехать от гостиницы, прямо на нас, не разбирая дороги, вышла - точнее, выпала - из темной подворотни одинокая фигура мечущейся в панике женщины и упала прямо на капот.
- Бежим, бежим!!! – кричала она, плакала и путалась.
Я приблизилась к девушке и ужаснулась ее виду. Мокрые, растрепанные волосы, испуганные, огромные глаза. Но даже в таком виде она была очень похожа на свою фотографию, которую показывала нам Василиса.
Ольга держала что-то в руках и постоянно повторяла шепотом одни и те же слова.
- Алма, братмана, алма, братмана, алма…
- Кажется, она в шоке… – сказал Алекс, пытаясь усадить ее в машину и искренне переживая за состояние салона.
Девушка же не утихала ни на минуту, она все качалась в такт только ей известному ритму и все громче повторяла слова странного заклинания. Казалось, она не понимала действительности. Когда, наконец, мы запихали ее в машину и поехали, мне вдруг почудилось краем глаза, что нас окружило что-то… черное. Я обернулась в ужасе, но двор был пуст.
Что-то было не так. Тень подворотни словно стала холоднее и ближе к машине, Алекс, видимо, тоже чувствуя, пытался быстрее завести мотор. Но всегда исправная машина вдруг резко дернулась и затихла. Фары погасли, а злосчастная тень, как мне показалось, приблизилась еще ближе и уже лизнула своим синим языком наш капот.
Ольга забилась на заднее сиденье, закрыла голову руками и продолжала повторять странное заклинание. Сначала оно было тихим и неразборчивым, но с каждой минутой, чем ближе приближалась тень, тем громче были зловещие звуки, и вот, казалось, они уже стучат в моей голове.
Яркий свет ослепил и спас нас. Прямо из подворотни навстречу нашей машине выехала дежурная машина полиции, обдав нас ярким светом фар. Вероятно, наша мертвая машина без опознавательных знаков прямо посередине дороги привлекла внимание. Минута объяснений - и всесильный Алекс уже мчал нас домой к Валичкиным.
Бабушка сразу открыла дверь.
- Оленька! – вскрикнула она, увидев прозрачную девушку. Только при свете я заметила, что кожа ее стала почти серой, и казалось, что она настолько худа, что сейчас растворится в воздухе.
Старушка подхватила девушку и увела ее в ванну. Около сорока минут они не выходили, шумела вода, и больше никаких звуков мы не слышали.
Алекс, уставший от слишком насыщенного дня и расстроенный своим провалом, налил себе дешевой водки, что стояла в кухне на столе, и выпил одним залпом. Парню явно было очень нехорошо.
Я же заварила себе горячего черного чая из знаменитой упаковки со слоном, который все время куда-то идет.
-Алма, братмана, алма, братмана… – услышала я знакомое повторение и повернулась в сторону звука. Алекс смотрел невидящим взглядом сквозь меня и, покачиваясь в такт ритму, повторял недавно услышанную фразу.
- Скорее, веди его сюда! – услышала я голос бабушки, которая как раз вытолкнула из ванны Ольгу.
Ольга выглядела уже намного лучше, глаза прояснились, ее больше не трясло в ритуальном ознобе.
Я направила к ванной потерявшего ориентацию Алекса. И дверь за ним с бабкой закрылась.
Ольга прошла на кухню, присела и улыбнулась как-то жалостливо.
- Вы кто?
- Я? Я Наталья, мы вас подобрали на улице.
- Ничего не помню… - она потерянно покачала головой и прикрыла глаза рукой. - Я хочу спать… - и женщина встала и ушла в комнату. Я осторожно пошла за ней. Но она заметила меня, привычным жестом достала из шкафа чистое постельное белье и, не оглядываясь, протянула мне.
Потом подошла к дивану, расстелила постель для себя, и упала в сон, крепко обняв мягкого плюшевого зайца.
- Можно мы тут переночуем? – попросила я, обращаясь к бабке, которая выталкивала в коридор полуголого Алекса. Завернутый в полотенце, он еще больше поражал воображение. Но я не стала думать о нем. Мне вообще не хотелось ни о чем думать, и больше всего не хотелось сегодня выходить в холодный и недобрый мрак улиц.
- Мне надо домой, - произнес он в какой-то странной задумчивости. И стал медленно одеваться.
- Я вызову ему такси, – поспешила я, пока мужчина не уехал на своей машине. Он явно был не в состоянии вести автомобиль.
Такси приехала через 15 минут, и все это время Алекс вздрагивал и повторял, что ему надо домой. Ну да бог с ним. Когда, наконец, мужчина укатил в известном направлении, мы с Валичкиной сели пить чай.
Старушка выставила на стол немудреное угощение – варенье и черный хлеб. Но я так давно не ела, что даже эта еда казалось мне изысканно вкусной.
Откусывая огромные куски черного хлеба, капая вареньем на руки, я рассматривала эту удивительную женщину. По ней нельзя было определить, сколько ей лет. Она принадлежала к той породе бабушек, которые всегда в одном и том же мудром и хлопотливом старческом возрасте. Неожиданно яркие глаза и лучики морщинок от глаз выдавали в ней на редкость доброго и участливого человека.
- Как хорошо, что вы Олечку мне вернули, – она нежно погладила меня по коленке. Потом, словно решилась на что-то важное, махнула рукой и сказала:
- Я обещала своему Федечке, что никому не расскажу. Но его уже нет. Да и ты не дура, чтобы я пыталась тебя обмануть. Тем более, ты спасла мою Оленьку.
Она принесла старый альбом с фотографиями и открыла мне одну из последних страниц. На выцветшей советской фотографии была запечатлена образцовая семья советских ученых: муж-профессор и добропорядочная жена с маленькой дочкой.
- Вот это Федечка, а это я, а это Оленька! – нежно погладила фотографию старушка.
- Я бы хотела, чтобы она была моей настоящей дочерью. Но она приемная дочь. Вот ее мать! – и Владлена Карповна перелистнула страницу.
На меня смотрела молодая красивая женщина в шляпе с широкими полями и тяжелым лисьим воротником. И чем дольше я на нее смотрела, тем более знакомыми казались мне черты ее лица. Я уже встречала ее где-то.
- Кто она?
- Ее родители Шевко. В те годы Елена и Дмитрий Шевко были уважаемой парой. Они с моим мужем параллельно работали над изучением Великого Озера. И иногда сталкивались на различных конференциях. Безусловно, были знакомы. Между ними даже существовала некая конкуренция в виде научных споров по различным вопросам.
Их девочке было всего три года, и врачи поставили ей страшный диагноз «умственная отсталость». Профессор не был готов к испытаниям, его жена не мыслила себя вне науки, в хлопотах о нездоровом и бесперспективном ребенке. Они не захотели позорить свою фамилию ребенком с таким диагнозом и, используя свои связи, отдали девочку в детский дом. Федя случайно узнал об этом. Его сестра работала в том детском доме, куда сдали неугодную дочь профессора. Он знал Олю раньше, когда родители еще не догадывались о ее диагнозе, наряжали в красивые платья и хвастались ребенком при каждом случае.
Федя пару раз приходил к сестре и видел брошенную девочку. С каждым днем она мрачнела все больше, и казалось, что скоро совсем растает. Она перестала ходить и есть. Мой муж несколько раз пытался поговорить с ее отцом о том, что дочь нужно забрать домой. Но тот не хотел слушать, и казалось, что ее судьба была решена. Увидев однажды девочку в саду детского дома, он подошел и присел рядом с ней. Девочка посмотрела на него своими ясными васильковыми глазами и вдруг улыбнулась. И ее эта лучезарная улыбка на изможденном и худом лице сверкнула как солнышко в самое сердце старика.
Мой Федечка забрал ее домой и сказал мне:
- Жена, я решил взять этого ребенка, потому что в ней душа чистая и светлая. И мне все равно, чья это дочь, и какие между нами научные споры. Прими ее как дочь, ведь своих детей у нас нет. И никогда больше не вспоминай о тех, кто ее оставил.
По документам Шевко оформил смерть своей дочери (для профессора это оказалось не сложно), поэтому Валичкин удочерил девочку под своей фамилией. И никогда не говорил своему оппоненту о том, чей ребенок появился в его семье.
Мы еще долго разговаривали с доброй старушкой, которая очень любила свою семью. Только к утру я наконец добралась до выделенного мне гостеприимного дивана и укрывшись пледом, уснула.
(Продолжение следует...)